Мысль убить нельзя
"Мцыри" Лермонтова все наверное читали ? Цитирую.
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой – и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой то царь, в такой то год,
Вручал России свой народ.
Прошу отметить, что эти слова принадлежат к 1839 году и автора трудно заподозрить в двойных стандартах. Просто Грузия нашла себе другого защитника в лице США, которому продалась с потрохами и дружит с америкой против своего бывшего защитника.
читать дальше
Вывод: Саакашваль должен немедленно признать М.Ю. Лермонтова неарийцем врагом нации, запретить его произведения и устроить на площадях публичное сжигание на кострах произведений Гёте Лермонтова.
Де Жа Вю пля. Где-то это уже было ((((
P.S. Данный пост не относится ко всей, уважаемой мной, грузинской нации.
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой – и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой то царь, в такой то год,
Вручал России свой народ.
Прошу отметить, что эти слова принадлежат к 1839 году и автора трудно заподозрить в двойных стандартах. Просто Грузия нашла себе другого защитника в лице США, которому продалась с потрохами и дружит с америкой против своего бывшего защитника.
читать дальше
Вывод: Саакашваль должен немедленно признать М.Ю. Лермонтова неарийцем врагом нации, запретить его произведения и устроить на площадях публичное сжигание на кострах произведений Гёте Лермонтова.
Де Жа Вю пля. Где-то это уже было ((((
P.S. Данный пост не относится ко всей, уважаемой мной, грузинской нации.
За горами горы, тучами повиты,
засеяны горем, кровию политы.
Вот там-то милостивцы мы
отняли у голодной голи
все, что осталось - вплоть до воли, -
и травим…И легло костьми
людей муштрованных немало.
А слез, а крови? Напоить
всех императоров бы стало.
Князей великих утопить
в слезах вдовиц. А слез девичьих,
Ночных и тайных слез привычных,
А материнских горьких слез!
А слез отцовских. Слез кровавых!
Не реки - море разлилось,
пылающее море! Слава
борзым, и гончим. И псарям,
и нашим батюшкам-царям
Слава!
Слава синим горным кручам,
подо льдами скрытым.
Слава витязям великим,
богом не забытым.
Вы боритесь - поборете,
Бог вам помогает!
С вами, правда, с вами слава
и воля святая!
Чурек и сакля - все твое,
не выпрошенное мольбами,
за хлеб, за жалкое жилье
не окуют тебя цепями.
У нас же…Грамотеи мы,
читаем господа глаголы!..
И от казармы и тюрьмы
вплоть до высокого престола
мы ходим в золоте - и голы.
К нам в обученье! Мы сочтем,
научим вас, хлеб-соль почем,
мы христиане; храмы, школы,
вся благодать, сам бог у нас!
Глаза нам только сакля колет:
Зачем она стоит у вас,
не нами данная; и то,
что солнце светит вам бесплатно,
не нами сделано! Зато
чурек не кинем вам обратно,
как псам! И хватит. Мы не турки -
Мы христиане. В Петербурге
мы малым сыты!.. А зато
когда б вы с нами подружились,
то многому бы научились!
У нас же и простор на то, -
одна сибирская равнина…
А тюрем сколько! А солдат!
От молдаванина до финна
на всех языках все молчат:
все благоденствуют! У нас
Святую Библию читает
Святой чернец и поучает,
что царь свиней когда-то пас,
с женой приятеля спознался,
убил его. А как скончался,
так в рай попал! Вот как у нас
пускают в рай! Вы неучены,
Святым крестом непросвещенны.
Но мы научим вас!.. Кради,
рви, забирай -
и прямо в рай,
да и родню всю приводи!
Чего мы только не умеем?
Считаем звезды, гречку сеем,
браним французов. Продаем
или за карточным столом
проигрываем крепостных -
людей крещеных… но простых.
Мы не плантаторы! Не станем
мы краденое покупать,
мы поступаем по закону!..
А есть еще очень-очень обалденное стихотворение Мицкевича, которое мне постоянно вспоминалось к началу войны. Я его здесь уже приводил, но только ради вас, любителя поэзии...
Редут Ордона
(Рассказ адъютанта)
Нам велели не стрелять. Чтоб виднее было,
Я поднялся на лафет. Двести пушек било.
Бесконечные ряды батарей России
Прямо в даль, как берега, тянулись морские.
Прибежал их офицер. Меч его искрится.
Он одним крылом полка повел, будто птица.
И потек из-под крыла сомкнутый пехотный
Строй, как медленный поток слякоти болотной,
В частых искорках штыков. Как коршуны, к бою
Стяги черные ведут роты за собою.
Перед ними, как утес, белый, заостренный,
Словно из морских глубин, — встал редут Ордона.
Тут всего орудий шесть. Дымить и сверкать им!
Столько не срывалось с губ криков и проклятий,
Столько ран отчаянья не горело в душах,
Сколько ядер и гранат летело из пушек.
Вот граната ворвалась в средину колонны,
Точно так кипит в воде камень раскаленный.
Взрыв! — и вот взлетает вверх шеренга отряда,
И в колонне — пустота, не хватает ряда.
Бомба — издали летит, угрожает, воет.
Словно перед боем бык — злится, землю роет.
Извиваясь, как змея, мчась между рядами,
Грудью бьет, дыханьем жжет, мясо рвет зубами.
Но сама — невидима, чувствуется — в стуке
Наземь падающих тел, в стонах, в смертной муке.
А когда она прожжет все ряды до края —
Ангел смерти будто здесь проходил, карая!
Где же царь, который в бой полчища направил?
Может, он под выстрелы и себя подставил?
Нет, за сотни верст сидит он в своей порфире —
самодержец, властелин половины мира.
Сдвинул брови — мчатся вдаль тысячи кибиток;
Подписал — и слезы льют матери убитых;
Глянул — хлещет царский кнут — что Хива, что Неман!
Царь, ты всемогущ, как Бог, и жесток, как демон!
Когда, штык твой увидав, турок еле дышит,
А посольство Франции стопы твои лижет, —
Лишь Варшава на тебя смотрит непреклонно
И грозит стащить с твоей головы корону —
Ту, в которой Казимир по наследству правил,
Ту, что ты, Василья сын, украв, окровавил.
Глянет царь — у подданных поджилки трясутся,
В гневе царь — придворные испуганно жмутся.
А полки все сыплются. Вера их и слава —
Царь. Не в духе он: умрем ему на забаву!
С гор Кавказских генерал с армией отправлен,
Он, как палка палача, верен, прям, исправен.
Вот они — ура! ура! во рвах появились,
На фашины вот уже грудью навалились.
Вот чернеют на валу, лезут к палисадам,
Еще светится редут под огненным градом —
Красный в черном. Точно так в муравьиной куче
Бьется бабочка — вокруг муравьи, как тучи;
Ей конец. Так и редут. Смолкнул. Или это
Смолк последней пушки ствол, сорванный с лафета?
Смолк последний бомбардир? Порох кровью залит?..
Все погасло. Русские — загражденья валят.
Ружья где? На них пришлось в этот день работы
Больше, чем на всех смотрах в княжеские годы.
Ясно, почему молчат. Мне не раз встречалась
Горстка наших, что с толпой москалей сражалась,
Когда “пли” и “заряжай” сутки не смолкало,
Когда горло дым душил, рука отекала,
Когда слышали стрелки команду часами
И уже вели огонь без команды, сами.
Наконец, без памяти, без соображенья,
Словно мельница, солдат делает движенья:
К глазу от ноги — ружье, и к ноге от глаза.
Вот он хочет взять патрон и не ждет отказа,
Но солдатский патронташ пуст. Солдат бледнеет:
Что теперь с ружьем пустым сделать он сумеет?
Руку жжет ему оно. Выходов других нет.
Выпустил ружье, упал. Не добьют — сам стихнет.
Так я думал, а враги лезли по окопам,
Как ползут на свежий труп черви плотным скопом.
Свет померк в моих глазах. Слезы утирая,
Слышал я — мой генерал шепчет мне, взирая
Вдаль в подзорную трубу с моего оплечья
На редут, где близилась роковая встреча.
На конец он молвил: — Всё! — Из-под трубки зоркой
Несколько упало слез. — Друг! — он молвил горько. —
Зорче стекол юный взор, посмотри, там — с краю —
Не Ордон ли? Ведь его знаешь ты? — О, знаю!
Среди пушек он стоял, командуя ими.
Пусть он скрыт — я разыщу спрятанного в дыме.
В дымных клубах — видел я — как мелькала часто
Смелая его рука, поднятая властно.
Вот, как молния из туч, вырваться стремится,
Ею машет он, грозит, в ней фитиль дымится.
Вот он схвачен, нет, в окоп прыгнул, чтоб не сдаться…—
Генерал сказал: — Добро! Он живым не дастся!
Вдруг сверкнуло. Тишина… И — раскат стогромый!
Гору вырванной земли поднял взрыв огромный.
Пушки подскочили вверх и, как после залпа,
Откатились. Фитили от толчков внезапных
Не попали по местам. Хлынул дым кипучий
Прямо к нам и окружил нас тяжелой тучей.
Вкруг не видно ничего. Только вспышки взрывов…
Дождь песка опал. Редел дым неторопливо.
На редут я посмотрел: валы, палисады,
Пушки, горсточки солдат и врагов отряды —
все исчезло, словно сон. Всех похоронила
Эта груда праха, как братская могила.
Защищавшиеся там с нападавшим вместе
Заключили вечный мир, в первый раз — по чести.
И пускай московский царь мертвым встать прикажет —
Души русские царю наотрез откажут.
Сколько там имен и тел, взрывом погребенных!
Где их души? Знаю лишь, где душа Ордона.
Он — окопный праведник! Подвиг разрушенья
В правом деле свят, как свят подвиг сотворенья!
Бог сказал: “Да будет!”, Бог скажет и: “Да сгинет!”
Если вера с вольностью этот мир покинет,
Если землю деспотизм и гордыня злая,
Как редут Ордона, всю займут, затопляя,
Победителей казня, их мольбам не внемля, —
Бог, как свой редут Ордон, взорвет Свою землю.
(1832 год)
Я не про содержание, но, если ты пиаришься таким путем, тогда понятно. У себя в блоге ты тоже без ката кладешь такую длиннотину ???
Кат используется при внешних постах - дабы не растягивать френдленту тех, кто тебя читает. Использовать его внутри постов, честно говоря, смысла не вижу.
Очень хорошо.
Сам недавно "Демона" перечитывал, но аналогии не углядел.
А "Саакошваль" - это просто Пять.
Хотел начать с Демона, потом мысль родилась, что лучше с Мцыри начать, но уже напечатанное забыл исправить )))))